День не задался с самого утра. Непогода за окном давала скромно понять, что вряд ли планы на поездку в дальнюю деревню будут осуществимы. Ульрику предстояло сделать немало дел, вот только что сделаешь, если не видишь ничего далее крупа собственного коня. Оставалось лишь расстроенно ходить по крепости, стараясь сделать все впрок дома. Но это чрезвычайно печалило герцога, больше всего он не терпел, когда что-то настолько же подлое и бесчувственное, как погода, нарушало все планы.
Герцог сидел в кабинете, погруженный в бумаги. Запах чернил уже начинал сводить с ума, а размеренный скрип пера скрипеть зубами. Пожалуй, сир Ульрик всегда был из тех людей, кому всегда проще было сделать, чем выводить тонкую вязь слов. Особенно на бумаге.
Помнится, Луиза как-то в порыве высказала все то, что она напридумывала себе за время молчания от несостоявшегося тогда жениха. Разве мог он дать надежду той, что так жаждала пленить его сердце? Норды всегда были отчаянно честными людьми, а если уж ситуация не могла быть трактована однозначно, то незачем подкармливать жадное пламя сплетен и слепых мыслей.
Казалось бы, семья их никогда не оправится от трагедии, произошедшей на турнире. Но все шло своим чередом, за три года Ульрик уже неплохо, по крайней мере он хотел в это верить, справлялся с Нортигемом. По началу было очень сложно, но рядом всегда были матушка и сестра, в которых отдушину находил он, как в лучике солнца в самую ненастную вьюгу, проглядывающем сквозь облака. Он все еще каждое утро заходит в покои своих любимых женщин, без поцелуя матери и сестры утро могло бы и не начаться правильно. Своеобразный ритуал, придающий сил для сложных дел, в которые герцог каждый день погружался с головой и не мог привыкнуть до конца. До сих пор.
- Ваша Светлость, к Вам матушка, - быстро отчеканил верный помощник Ульрика, дожидаясь кивка герцога. Он был настолько давно рядом с Нордом, что понимал его без слов, за что очень часто мужчина был благодарен безмерно. Когда слов не было, когда они были не нужны, верный Роуан уже мчался исполнять поручение.
Наконец, Ульрик оторвался от важного документа, который сосредоточенно изучал последние минут пятнадцать до появления Роуана, кивнул, дабы не заставлять ждать герцогиню в дверях. Уж кто-кто, а она могла и не спрашивать разрешения. Но, что поделать, его матушка была из тех женщин, что соблюдала правила довольно рьяно, к чему  и приучала детей. Вряд ли она бы оценила, что сын так легкомысленно относится к этикету, пусть и в родных стенах.
В последнее время родные старались не беспокоить его за работой, зная, что удовольствия эта бумажная волокита не приносит ни капли. И чем быстрее с ней закончишь, тем лучше. Но иногда новое лицо взамен пыльных свитков было как свежий ветер в душной зале. Весьма освежающе.

Отредактировано Ульрик Норд (2017-10-09 22:59:09)

Странный приятный контраст, когда сырая погода и холодный воздух вокруг перемежается с почти обжигающим теплом чаши в ладонях. И шаг за шагом по коридорам замка заставляли аромат ромашки и шалфея тянутся выше тонкими струйками пара от настойки, щекоча ноздри, заставляя все тело приятно съежиться в ожидании того, когда же живительная теплая жидкость согреет его. Но сегодня отвар был не для Вивьен. Юная герцогиня Норд не чувствовала сильной усталости, да и обыденные женские занятия в их семье ее явно не приносили. Чего не скажешь о бедном Ульрике, который вот уже несколько дней почти никуда не выходил из кабинета, прежде принадлежавшего отцу. Сколько всего по весне складывается на плечи сюзерена земель? Сколько прошений и жалоб в письмах и не только ежедневно выслушивает и вычитывает он? Простая глупая женская головка Вивьен не до конца понимала всей ответственности титула в полной мере, однако и этого хватало чтобы осознать насколько тяжко положение герцога в делах.
Коридор почти замкнулся, когда немые стражники, переглянувшись, разошлись, давая ей возможность пройти. Однако, не сегодня. Отвлекать брата от дел было бы самым неверным решением. Она всегда сможет сыграть ему на гиттерне после обеда или рассказать о новых балладах ближе к ужину. Утро - время поглощения делами, а не глупыми баснями младших сестер.
- Прошу, передайте его светлости отвар, - без какого либо высокомерия, как будто действительно просит, а не требует, обратилась к крайнему стражу Вивьен, робко протягивая уже начинающую потихоньку остывать глиняную чашу. - И передайте мои пожелания не перетруждаться.
Надо сказать, подобное было не впервой ни для нее, ни для стражей. Младшая герцогиня Норд приходила сюда каждое утро, робко краснея под взглядами не менее смущенных слуг и охраны, диву дающихся, почему по столь скромному поводу девица приходит сама, а не посылает служанку. Однако вскоре все сие действие превратилось в привычный ритуал, в котором даже принятие чаши являлось уже неким знаком, что все течет своим ходом, не меняясь. Потому страж, поклонившись с заправкой настоящего рыцаря галантности, тут же принял в руки скромный теплый дар.
- Всенепременно, ваша светлость, - изрек он басовито, и тут же, приоткрыв дверь, пропал в недрах кабинета отца... нет, Ульрика. Теперь это убежище ее брата. Три года прошло, а она все так же никак не может свыкнуться, осознать до конца, что любимое кресло ее отца теперь занято другим.
Краем глаза Вивьен только и успела увидеть мать, склонившуюся над герцогом, от чего невольно заулыбалась. Робкая улыбка не сошла с уст даже когда массивная дверь закрылась, а сама девушка уже отвернулась. Семья - это теплое слово. И в такую непогоду осознание, что тех, кто тебе близок есть кому согреть, согревает тебя в два раза сильнее. Укутавшись в теплую накидку, и от чего-то остановившись сразу после нескольких шагов сделанных прочь окна, юная герцогиня взглянула наружу. Непогода. Такая же, как и всегда в такие весны на севере. И пока эта непогода где-то там, за зубчатыми стенами крепости, за каменной кладкой гложет стены, не в силах проникнуть внутрь - можно ничего не бояться.

Волосы, прямой взгляд. Даже спина ее мальчика казалась точной копией спины отца. Сколько же воды утекло с тех пор по ненастным небесам севера, как молодой и крепкий Ивар так же полунебрежным жестом, не лишенным аккуратности, откладывал важные письма, поднимал лицо и будто рассеянно улыбался. Достойный сын достойного отца, над Ульриком они с покойным мужем потрудились на славу. Блеск в глазах вдовствующей герцогини был преисполнен материнской гордости, когда она улыбнулась в ответ, позволяя руке пройтись по волосам сына в полушутливой форме. Мальчишка... все же для нее он всегда останется тем самым мальчишкой, как бы он не возмужал.
- Это север. Непогода здесь - постоянный спутник жизни, - напомнила ее светлость. - Возможно лучше было бы найти доверенное лицо, занимающееся разъездами?
Откажет, леди Каролина не сомневалась в том, что сейчас ее сын непременно откажет. Так же, как в свое время отказал Ивар. Еще одна черта севера - этакая абсолютно не надменная гордость и ответственность, которая всецело впиталась в кровь ее детей, как впитывалась в кровь предков всех Нордов.
Шорох за дверью лишил ее возможности услышать ответ. Обратив свой взор в сторону входившего стража, вдовствующая герцогиня покачала головой. Еще одно лишнее напоминание о том, насколько беспечна ее невестка. То, что глиняная чаша с ароматным отваром для Ульрика принесла вовсе не его дорожайшая женушка, было не секретом ни для кого, ни для Каролины, ни для самого Ульрика, ни тем паче для всей стражи их замка. Поистине, повод для гордости в самозабвенной преданности семье со стороны Вивьен был, и был он достаточно весомым. Однако, что подумают слуги? Что подумает народ, не дай Высший узнать ему о том, что новая герцогиня Норд и мизинцем не пошевелит, чтобы помочь мужу с делами, позволяя этим заниматься незамужней сестре. И все равно, какие достоинства в себе держала Луиза. Любовь народа можно легко перечеркнуть всего одной небрежной ошибкой. Тем более любовь, доставшаяся за счет мужа.
- Кажется, я достаточно задержалась у тебя, сын, - учтиво кивнув и убрав руку с плеча, вдовствующая герцогиня вмиг собралась, превращаясь гордостью осанки и холодностью взгляда, направленного на выход самой настоящей ледяной леди Севера. И не скажешь теперь, что родилась она вовсе не в холодных краях морозов северян. В последний раз выдав теплую улыбку Ульрику, она двинулась на выход с походкой императрицы, не меньше, уже подбирая мысленно все аспекты диалога с невесткой. Разумеется, прямо говорить и выдвигать недовольства герцогиня и не собиралась, однако намекнуть в должной форме не без колкостей ей не запрещал никто.
И помешать этому не смог даже вскочивший внутрь и чуть не задевший ее плечом Роуан. Слушать причины беспокойства леди Каролина не стала. Ей доложат о чем-то важном сразу же, как только это важное случится. Мешать сыну она не собиралась так же. Тем более, наверняка тут нечто сугубо мужское, что не требовало ее присутствия в принципе. Потому, кивнув на прощание помощнику герцога, вдовствующая герцогиня вышла и быстрой походкой направилась в женские покои, уже четко нацеленная на длительные моральные беседы с Луизой.

********

Если долго смотреть на капли дождя, то кажется, будто непогоды и вовсе нет. И темное, с отъевшимися громоздкими тучами небо кажется совершенно обычным, и огромные капли вовсе не холодные. А в теплой накидке, стоя за защитными стенами крепости, так и вовсе дождь кажется смешон. Вивьен верила, и всегда будет верить, что вот здесь, стоя возле окна и как истиная леди пугаясь замочить свое платье под ненастным ледяным ливнем, с ней ничего не произойдет. Потому что, а во что еще верить, кроме как в свой собственный дом и собственную семью? Случить ей оказаться вне этих любимых стен и кто тогда спасет ее от всего ужаса, о котором вещали монахини? Или от тех страшных сказок, что шептала ей замогильным голосом нянюшка, чтобы дитятко побыстрее накрылось простыней и уснуло, боясь особо долго вглядываться в ночные тени возле ложа.
И все же... как иногда коже хочется почувствовать холодные капли на плечах, на лице. Распустить волосы, вскинуть бледное лицо на небо, чтобы дождевые капли щипались, падая в глаза, заставляя жмуриться. Пусть. Пусть щипаются. Все лучше, чем всю жизнь стоять где-то за стенами, вечно за стенами, не силясь, не осмеливаясь выйти туда, где течет настоящая жизнь. И даже легкий холодок, заставлявший плотнее укутываться в мех накидки, горячие мысли и фантазии о запретном, о неправильном разогрели куда лучше, чем одежда. Воображение рисовало картинки из тех самых романов, которые Вивьен в тайне выписывала через невестку. Вот, огромный вороной конь несется под гром небес к самому замку, по неотмерзшей почве, мешая копыта с грязью. Тяжелый темный плащ благородного в помыслах молодого разбойника развивается на ветру. И он смотрит только в это самое окно, только на нее саму. И нет ни зимы, ни тяжелых ворот, ни каменных стен. Даже дождь не может помешать взлететь им...
- Ваша светлость, ваш брат изволит звать вас к себе.
Резко испуганно вздрогнув так, что даже стражник обомлел, отступая назад и раскрыв рот в интересе, Вивьен, пунцово-красная, развернулась к посланцу. А вдруг видел? А вдруг слышал? Нет, никто не способен читать самое тайное в головах людей. Но все же... паника охватила душу. Мог ли страж мимолетным взглядом определить о том, что же запретного творилось в голове у благопристойной юной герцогини.
- Мне... сопроводить вас... - замялся страж, еще более отступая назад и краснея вслед за госпожой. Мало ли, чем вызвано на этот раз смущение молодой девушки? А он еще и помешал ненароком.
- Да... сопроводить... - тихо, еле слышно прошелестела она, безропотно опустив голову и двинувшись вслед за ним вновь к кабинету. "Высший, защити меня от  помыслов недостойных. Дай силы, чтоб сопротивляться низменным мечтам." - молилась она про себя, охваченная стыдом.
В глаза брату, войдя в его святая святых управления, она смотреть не могла. Как смотреть, если, охваченная мечтой, почти предала дом, почти отринула семью? Пусть понарошку, но все же... кто знает, будь и правда в ее жизни лихой молодой атаман, не сбежала бы она с ним?
- Доброго утра вам, сэр Роуэн, - поклонившись одной головой помощнику брата, Вивьен и вовсе не заметила охватившего чуть ранее того беспокойства. - Ты звал меня, Ульрик?
Голос ее пусть и был не так тих, как минуту назад, но все еще не обрел крепости, а предательский румянец стыда будто въелся в почти детские припухлые щеки. Страж же, приведший ее, был пунцовее нее, и сейчас только и мечтал быстрее оказаться за пределами кабинета. Не долог час, еще подумают, что именно он и вправду стал виной робости и отсутствия улыбки на лице леди Милосердия.