вместо пролога,
за седмицу дней до начала событий,
в одной из галерей королевского дворца

- ...Вы не посмеете… - благодарение Высшему, голос ее звучал хоть и тускло, но почти ровно.
- Почему же нет? - говоривший стоял так близко за ее спиной, что она чувствовала тонкий, прохладный запах мха и свежей листвы - аромат, который когда-то так ей нравился, а теперь вызывал дурноту, - Ради Вас, звезда моя, я рискну.
Горячее дыхание коснулось ее шеи, и она невольно дернулась в сторону, уклоняясь от близости, но сильные пальцы жестко сомкнулись на ее локте, вынуждая остаться на месте.
- Риск оправдан, когда речь идет о том, чтобы обладать подобным сокровищем, - низкий бархатистый голос обволакивал ее какой-то незримой сетью, и, ненавидя собственную слабость, она снова попыталась высвободиться - чтобы оказаться в объятиях своего мучителя.
- Не дразните меня, звезда моя, сопротивление лишь распаляет желание, - увы, жесткость удерживавших рук заставляла ее чувствовать себя пленницей, а не участницей любовной игры, - не заставляйте меня терять голову.
- Отпустите, - она очень надеялась, что это прозвучало не слишком жалобно. К ее удивлению, ее требование, больше напоминавшее мольбу, было исполнено. Это настолько обезоружило ее, что когда он отодвинулся, она даже не рискнула сделать шаг в сторону. Она невольно поднесла ладонь ко лбу, клянясь себе, что эта капитуляция была временной, лишь способом притупить его бдительность.
- Я мог бы сделать Вас своей здесь и сейчас, и вы сильно искушаете меня поступить именно так, - сейчас, повернувшись к нему лицом, она ощущала его дыхание на своих губах, и это заставляло ее терять волю, - но я дам Вам пару дней, чтобы Вы свыклись с этой мыслью. Не заставляйте меня сожалеть о любезности.
- Вы мне угрожаете? - она нашла в себе силы надменно вскинуть голову.
- Предупреждаю, звезда моя, лишь предупреждаю. Вы задели мою гордость, предпочтя мне этого плебея, отродье Иблиша. И разве только мою? Что скажет Ваш отец, когда узнает? А Ваши братья? У принца Вильгельма такой вспыльчивый нрав… Как думаете, кто выйдет победителем, если они сойдутся в поединке?..
Его пальцы сжали ее пальцы, до боли, требуя подчинения.
- Вы откажетесь от него, звезда моя. Вы забудете о нем, - пальцы, одетые в кожу, скользнули по ее щеке, по губам, грубо, точно стирая с них некий знак, -  Или я его уничтожу. А вместе с ним - и Вас. И когда я приду…
- Вы не посмеете, - уже безучастно повторила она, чувствуя, как холодной волной в ней поднимается ярость.
- ...когда я приду, а я приду, не сомневайтесь, я надеюсь найти Вас в лучшем расположении духа, моя госпожа, ласковой… и послушной, - рука в перчатке скользнула в золото волос, вынуждая ее запрокинуть голову, - очень послушной…  - ее била дрожь, но, к счастью, ее мучитель не желал торопить события: рука исчезла, она оставалась одна на этой продуваемой ветрами галерее.
Вы же не хотите видеть своего любовника мертвым?
Счастье, что задавший вопрос не видел сейчас выражения лица инфанты - гневную маску с хищным оскалом, способную напугать любого.
Еще как хочу… Вы даже не представляете… - едва беззвучно выдохнула она в пустоту.

май, 20, год 735 после Войны

...Она глубоко вздохнула и покосилась на слугу, распахнувшего перед ней дверь. Тот являл воплощенное почтение - и вежливый вопрос: что понадобилось Ее Высочеству в покоях брата в такое время? Все же хорошо, что одной из привилегий дочери короля - игнорировать такие вопросы. Собравшись с духом, она перешагнула порог и в комнату вплыла подобающе девице, неторопливо и благопристойно.
Вильгельм то ли не обратил внимания на скрип двери, то ли был настолько погружен в собственные мысли, в любом случае он не счел нужным обернуться, продолжив созерцать развернутую на столе карту, углы которой - один, по крайней мере, видимый ей - был придавлен одной из безделушек, населявших мир, именуемый “кабинетом Его Высочества принца Вильгельма”.
Поклон брату был отдан по всем правилам, почтительно, без всяких там кончиков туфелек, ненароком выглядывавших из-под складок юбок. Эти уловки предназначались кавалерам, а с Вильгельмом требовалось проявить все возможное благоразумие. А то с него станется...
- Брат мой, - смиренно объявила она о своем присутствии, глядя на брата снизу вверх в ожидании, пока он сочтет, что поклон вполне отвечает требованиям этикета и позволит ей подняться.

- Так ведь я не гость, - Катарина улыбнулась, но скорее печально, чем весело. Ее отношения с братьями трудно было назвать теплыми. Если вообще можно было назвать отношениями. В детстве братья мало интересовались младшей сестрой, потому, пожалуй, даже не заметили, как ее удалили из общих залов, отправив в свои покои под присмотр леди Изабеллы. А после и вовсе они встречались разве что на официальных приемах, где этикет предписывал сдержанность и отстраненность. Так что однажды, случайно столкнувшись в одной из галерей, они с Вильгельмом могли и не узнать друг друга.
- Благодарю, не нужно. Вернее, как раз нужно, - Катарина чуть нахмурила брови, намереваясь сформулировать свою просьбу. Сейчас, в потоке света, падавшем из окна, было заметно, что вид у инфанты крайне утомленный: темные тени залегли под глазами, сами глаза казались воспаленными, точно она не спала в последнее время.
- Вильям, - все же венценосное "Вильгельм" было бы неуместным, но и приблизиться на расстояние почти интимного "Уилл" Катарина не решилась, - помните, как в детстве Вы с Фердинандом взялись отыскать комнату Тэссока?
Тэссок, точнее, шут Тэссок, был фигурой вполне реальной, а вот комната, в которой он принял свою смерть, как раз являлась чем-то вроде страшной легенды, одной из тех, что придавали королевской резиденции некое пугающее очарование. Рассказывалось, что Тэссок, шут одного из королей династии Валорингов так сильно прогневал своего господина нелицеприятными шутками (а более - вниманием, которое оказывала бедному шуту супруга короля), что тот велел сжечь беднягу в одном из огромных каминов замка. Вот только после того, как казнь была свершена, никто не мог больше войти в ту комнату: та попросту исчезла. Правда, время от времени, кто-то рассказывал, что слышит в коридорах негромкое пение (Тэссок был не только шутом, но пел весьма недурно) и сетования на жестокость некоей дамы, а кое-кто натыкался и на приоткрытую дверь, которой в обычное время не было на том месте. Каждое новое поколение принцев, выслушав эту историю, пускалось в поиски таинственной комнаты, хотя легенда прямо утверждала, что любому из Валорингов перешагнуть порог той комнаты - значит обречь себя верной смерти.
Насколько Катарина помнила, ее братья были первыми, кто подошел к поиску комнаты Тэссока весьма последовательно: вместо того, чтобы бродить по коридорам, пугая слуг и заглядывая в комнаты, Фердинанд предложил сравнить текущий план замка с теми, что можно было обнаружить в дворцовой библиотеке, чтобы таким образом вычислить хотя бы примерное расположение проклятой комнаты. Если она конечно существовала. Результатом тех трудов стал довольно подробный план коридоров и переходов (в том числе, тайных и скрытых в стенах и под всякими архитектурными излишествами) в верхнем уровне дворца (на большее подростков не хватило).
- План, составленный Вами с Фердинандом, он ведь все еще у Вас? - Катарина покосилась на заваленный бумагами стол, хотя было бы наивно предполагать, что Вильгельм держит на столе детские игрушки, пусть они и выглядят, как... как важная бумага. Более того, Катарина прекрасно знала, что плана в кабинете Вильгельма нет: она лично изъяла драгоценный листок в одно из отсутствий брата, полагая, что ей это пригодится больше. Но Вильгельм вряд ли об этом знал. А если и знал - не придал значения. Во всяком случае, шума по поводу исчезновения плана не поднималось.

Отредактировано Катарина ап Валор (2017-10-14 20:15:23)

Катарина вздохнула.
- Вильям, Вы верите в призраков? - в вопросе слышалась некоторая обреченность, - только не цитируйте мне тексты из Пяти Книг, ответьте честно.
Подавшись вперед, она понизила голос, но звучал он твердо, как и должно дочери рода Валор.
- Я - НЕ ВЕРЮ. Я верю лишь в злой умысел и недобрые намерения. Но мне - страшно.
Она поднялась, нервно, порывисто. Светлые юбки захлестнули колени стоявшего перед ней брата, ледяные пальцы сжали руку принца.
- Мне страшно, Вильям. Я слышу пение по ночам, у самого изголовья. Мужской голос поет любовные баллады. Я слышу шаги, совсем рядом. Бесс спит в моей постели, но она клянется, что ничего не слышит. Но это как раз ничего не значит, она всегда спит как сурок.
Я не верю в шалости Тэссока. Мне кажется, кто-то использует страшную легенду, чтобы... - лицо инфанты залила яркая краска, - лишить меня возможности... сопротивляться.
Она встретилась глазами с братом, и взгляд ее был умолял пощадить ее стыдливость.
- Я боюсь засыпать, а если засыпаю, мне снятся кошмары. Я подумала, вдруг этот проклятый ход есть на том плане, что составили Вы с Фердинандом. Тогда я вызову рабочих, они заложат лестницу...

- Да, в течение последней недели, - Катарина отпустила руку брата и сделала шаг назад, чуть виновато улыбнувшись. Теперь это снова была Катарина, разумная, рассудительная и спокойная.
- Мы с Бесс простучали стены, даже оглядели карнизы и плинтуса, но, возможно, мы плохо искали. Возможно, Вы, брат, найдете то, что у нас не получилось найти, - она повернула лицо к окну, скользнула рассеянным взглядом по переплетам окна, - надеюсь, что найдете, - теперь она снова смотрела на брата, - Вы будете смеяться, Уильям, но мне подумалось, что тут может скрываться что-то... - она нахмурила тонкие брови, - прикрываться легендой о мстительном призраке шута может и вор, и шпион, и даже убийца. Будьте осторожны.
Она вынула из складок платья маленький ключик на тонкой цепочке.
- Это от моего кабинета, войти можно с маленькой лесенки, которая ведет к северной галерее. Кабинет сообщается со спальней, я оставлю дверь открытой, только не обнаружьте свое присутствие раньше времени. Элизабет я сегодня отправлю ночевать в свою комнату и лягу не раздеваясь, сделав вид, что бессонница меня совершенно измучила.
- Приходите засветло, - она улыбнулась, - пока призраки еще дремлют. Я прикажу оставить Вам холодный ужин, на случай, если Ваше бдение окажется долгим.
Улыбка погасла, она отвела руку с ключом.
- Уилл, - она с усилием выдохнула это имя, словно оно ранило ее, - поклянись, что не дашь убить себя. Поклянись, чем можешь поклясться. Потому что я клянусь, что если с тобой что-то случится этой ночью, я не переживу следующего дня.

Катарина пытливо заглянула в глаза брата - и опустила ресницы. Если Вильгельму было угодно все обратить в шутку - пусть так и будет. В ней, как и в нем, текла кровь королей. Королей, правивших Валорией без малого тысячу лет. Брат мог потешаться над ней - но она говорила правду: случись с ним беда - она покончила бы с собой у его ног, без малейшего колебания, как и должно королеве Валории. Но Вильгельму лучше и дальше видеть в своей сестре девочку из своего детства. Так будет проще им обоим. Так меньше будет разочарований.
Она разжала ладонь и протянула ее принцу, позволяя забрать ключ.
- Я думаю, что тебе лучше обыскать коридоры днем, а если поиски будут безуспешны - запрись в кабинете и жди. Я не усну, не беспокойся. Ты прав, чем меньше шума, тем лучше. Для всех, - сухо закончила она.

- ...угодно?
- Что?! - Катарина вздрогнула, вырванная голосом Бесс из собственных размышлений.
- Мадам еще что-нибудь угодно? - повторила Элизабет, не отводя внимательного взгляда.
- Да, подайте мой бальзам.
Элизабет бесшумно пересекла комнату и вернулась с тяжелым флаконом розового стекла.
- Благодарю, - Катарина растерла пару остро пахнущих капель между ладонями, осторожно провела теплыми пальцами по вискам, помассировала шею. Напряжение не уходило.
Элизабет вместо отосланных камеристок уже помогла ей освободиться от тяжелого платья. Когда, стоя перед тазом еще в короткой дневной сорочке, она умылась, Бесс подала ей полотенце, потом длинную ночную сорочку, почти прозрачную, вышитую затейливыми переплетениями трав.
Сейчас она, ловко освободив волосы инфанты от шпилек, заплетала ей косы.
- Извольте, мадам, все готово.
- Хорошо, - кивнула Катарина, даже не делая попытки встать от туалетного столика, - ступайте, Элизабет, сегодня Вы мне больше не нужны.
- Но, мадам...
- Ступайте, - за обманчивой мягкостью тона прозвучало требование повиновения, - только прежде погасите свечи.
Элизабет повиновалась. Погасив свечи, она удалилась.
Катарина осталась сидеть в том же кресле, бездумно вертя в руках одну из шпилек, потом, порывисто встав, принялась расхаживать по комнате. Ковер глушил шаги ее босых ног, пока она бродила от окна до двери и обратно, судорожно обхватив руками свои плечи.
Подойдя к окну, она распахнула его настежь, уткнулась лбом в завитки решетки, жадно вдохнула прохладный воздух.
Успокоения хватила не надолго, и она вот она снова расхаживала от стены к стене, не замечая, что в комнате потянуло сквознячком, и запахло так, как если бы кто-то растер в пальцах свежий лист, к аромату мятой зелени примешивались легкие ноты мха и хвои. Впрочем, запах был так слаб, скорее - призрак запаха.
Катарина чувствовала себя утомленной, и уже совсем медленно бродила по комнате. Мысли ее путались - от усталости и возбуждения, и странного желания чего-то, чего она сама не могла себе объяснить.
В какой-то момент ей показалось, что кто-то стоит за ее спиной - и она резко обернулась, но то было лишь зеркало, узкое высокое - от пола до потолка - зеркало в раме черного дерева.
Она подошла к зеркалу, наклонила голову, рассматривая себя в поверхности черного льда, каким казалось залитое мраком стекло. Запрокинула руки, поднимая косы, повернулась одним боком, потом другим, прогнулась в талии, так что коснулась напрягшейся грудью холодного стекла, промурлыкала почти беззвучно:
- Зеркало, зеркало на стене, скажи, кто прекрасней в этой стране?
И в ужасе отпрянула - ей почудился короткий смешок по ту сторону стекла, на миг из зеркальной пустоты проступили неясные, но странно знакомые черты. Но в следующее мгновение видение исчезло, поверхность зеркала снова была мертва.
Катарина зажала себе рот ладонью: брат мог услышать, хороша она была бы, войди он... Только сейчас, бросив еще один взгляд в зеркало, она осознала, что практически раздета, и залившись краской, метнулась к постели, свернулась в клубочек, накрывшись с головой простыней.
Коря себя за расшатанные нервы, она лежала не шевелясь, вслушиваясь в тишину, но тишина была полна лишь неясных, едва слышных звуков, какими полнится любое старое здание, полное людей: скрип полов, шелест драпировок, возня мышей за обивкой, постукивание ветви о ставню, отдаленный голос колотушек ночных сторожей... Звуки были привычными, успокаивали, вслушиваясь, она проваливалась в мутную глубину сна. В комнате теперь слышались лишь сонное дыхание и треск фитиля в ночнике...

...и испуганный женский вопль прорезал эту тишину - как лезвие ножа тонкую ткань.
- Уилл!